Неужели все кончится так горько, они умрут, сдерживая крики? Я уверен, никто из них не обратится в волка, чтобы избежать мучительной смерти и дать Звероловам возможность сделать себе еще одного мага-оборотня. Даже Волчонок умирает у меня за спиной, проглотив безмолвный крик. Лишь я услышу его всхлипывания и тихие стоны. Одежда на мне загорелась, я чувствовал пронзительную боль и удушье, я уже торопил время, потеряв надежду на спасение. Скорее бы все закончилось, кожа лопается, невыносимо терпеть.

Эти метания между страхом смерти и готовностью ее принять смирили мой дух. Звероловы хохотали и подбрасывали в огонь новый хворост. Я не заметил, как к хохоту людей добавился еще один голос, холодный и злой, словно карканье ворона. Тот, кто смеялся надо мной, стоял, прижавшись к стене частокола в самом дальнем углу крепости, в тени, отбрасываемой башней. Вот он вышел на свет, бледный и злой" и пошел ко мне, странно прихрамывая, морщась при каждом шаге, словно испытывал сильную боль. Морщился и хохотал. Он прошел мимо людей и волков, никем не замеченный, и встал напротив меня.

— Видишь, что они со мной сделали? — спросил он, поморщившись, и вновь расхохотался.

— Тебя долго не было, мой вождь, — с трудом проговорил я. — Я уже потерял надежду.

— И правильно, — усмехнулся Бренн, — я не из тех, кто подает надежды. С чего ты взял, что я вообще приду?

Сквозь рыжие языки пламени я смотрел в его молочные глаза, подсвеченные огнем. Его, как всегда, перекошенное от злости лицо, кривая усмешка на тонких губах, белые волосы, рассыпанные по плечам… Сколько раз я видел этот ужасный призрак. Только глупец может ждать от него спасения. Я больше не ждал. Пламя сожрет мое тело, и я, свободный и мертвый, сделаю шаг навстречу своему вождю. Его Меч остался лежать где-то в снегу. Что ж, я должен сообщить хозяину, где ему искать свое оружие.

— Я сохранил твой Меч, господин, — сказал я ему. — Он там, в снегу, у стены. Я отомстил за тебя, Бренн, мне и вправду здесь больше нечего делать, теперь я твой.

Внезапно мне отчаянно захотелось умереть и также ходить, словно тень, хохоча и кривляясь, как Бренн. Пережить эти страшные мгновения и навсегда освободиться.

— Ожоги тебя не очень беспокоят? — прогнусавил Бренн, растягивая по обыкновению слова.

В этот момент я осознал, что уже давно не чувствую боли. Веревки сгорели, и мои руки были свободны. Я повернулся к Волчонку. Он стоял, прижавшись к пылающему столбу, зажмурив глаза, и шептал молитвы.

Бренн оглянулся на Звероловов, которые его по-прежнему не замечали, и расхохотался:

— Это надо же, волчий бог! И как ты только докатился до этого, Блейдд? Что за тяга у тебя к огню, а, Волк? Будь добр, в следующий раз, когда надумаешь умирать, выбери какую-нибудь другую стихию, не мою. Утопись, например, или знаешь, лучше всего отравись. Говорят, весьма эффективно отсечение головы, но не знаю, не знаю, что-то с трудом верится, что так можно помереть, — при этих словах Бренн начал судорожно ощупывать свою шею. — Это же смешно, — запричитал он, — чик, и поминай как звали. Нет, нет, это слишком просто, лучше все же отравись.

Бренн бормотал эту околесицу, проходя мимо Звероловов.

— Кстати, ты меня больше не беспокой. Не приду я больше, Блейдд. — Бренн скорчил жалобную гримасу: — Чик, и поминай как звали.

Бренн уже дошел до волков, которые, как и люди, не видели его. Он расхаживал между ними, бесцеремонно оттянул ворот платья у Белой Волчицы и, заглянув туда, одобрительно поцокал.

— Зря я не убил тебя при первой же встрече, Волк. Хотел ведь, а не убил. Зря я не послушался своего инстинкта. Не помню только, что мне тогда помешало. А ведь было за что. — Бренн хитро прищурился и погрозил мне пальцем: — Знаю, знаю, все сплетни, все сплетни. А вот насчет Бешеного Пса, они правы, правы. Я еще при жизни заметил, что у тебя не все в порядке с головой… Гвидион со смеху помрет, когда узнает, как ты на костре… волчий бог… а я спасаю тебя. Нет, он не поверит: я — спасаю тебя! Надо, надо рассказать Гвидиону. Со смеху он, конечно, не помрет, у него для этого недостанет чувства юмора. Я вообще заметил, что зануды вроде него удивительно живучи. Ты, впрочем, тоже редкостная зануда. Вот я, например, так хорошо повеселился, но мало, мало, — Бренн мечтательно возвел к небу свои белые глаза, — так о чем я, а? А, знаю, ты возомнил себя сыном Гвидиона… смело, смело, но сможет ли он оценить эту шутку? Но, возможно, хоть сжалится надо мной ради сына-самозванца?

Внезапно Бренн перешел на ласковый, мурлыкающий тон:

— Ты долго еще собираешься там торчать или ты ждешь, что я на руках вынесу тебя из огня? Нет, нет, мои объятия только для девушек.

Бренн погладил Вендис по бедрам, но она его так и не заметила.

Я беспрепятственно вышел из огня, ведя за собой Волчонка, который судорожно вцепился в мою руку.

Бренн запрокинул голову и хохотал как безумный. Впрочем, он и был безумным, самым безумным мертвецом. Бренн вскинул руки, и поднялся ветер, взметнув его плащ. Потом я понял, что за спиной у него развевается не плащ, а пламя. Пламя угрожающе гудело и охватило все вокруг. Звероловы, словно пробудившись от оцепенения, закричали, забегали, одежда ближайших к огню людей вспыхнула. Связанные волки завыли и принялись перегрызать друг другу веревки на руках, я бросился к ним, чтобы помочь им скорее освободиться.

Бренн быстро зашагал прочь, сильно прихрамывая и дергаясь при каждом шаге, оставляя за собой широкую дорогу из пламени. Крепость горела.

Я вырвал у растерявшегося Зверолова меч и бросился крушить тех, кто еще недавно был так горд и надменен, тех, кто смеялся, пытаясь сжечь в пламени костра беззащитного ребенка. Я выхватил из пламени горящую головню и теперь сражался, держа в одной руке меч, в другой пламя. Волки, видя, как я сражаюсь один, тоже бросились на поиски оружия и вступили в битву. Звероловам пришлось оставить свое горящее имущество, которое они отчаянно пытались спасти, и защищаться. Как сверкали волчьи глаза! Каким пламенем гордости и веры зажгло их мое спасение! Снаружи послышался волчий вой и удары в ворота. Даки пришли раньше намеченного срока.

Келл пробился ко мне.

— Ворота! — закричал я ему. — Прорывайся к воротам и открой их, пока мы не сгорели тут заживо.

И вскоре в распахнутые ворота ворвались волки. Звероловы сражались уже не так рьяно. По командам их предводителя я понял, что они решили отступать, бросив свою крепость. Они начали окружать предводителя, чтобы вместе прорваться к воротам.

— Терри! Креок! Макку! — вопил я. — К воротам! Пока мои волки теснили Звероловов, я старался отыскать их вождя. Я несколько раз находил его, но всякий раз кто-нибудь преграждал мне путь, мне не удавалось настичь его. Лишь однажды мы столкнулись с ним в общей суматохе, и я попытался убить его. Несмотря на ранение, он защищался с такой невероятной силой, что я вынужден был признать его равным соперником.

— Кто ты? — прокричал он сквозь гул.

— Я Залмоксис! — заорал я. — Бог мирного земледелия! Бог мщения и кровопролития! Но для тебя, Зверолов, я — Бог Смерти!

С этими словами я ткнул горящей головней в пах Зверолова. Волчья шкура на нем вспыхнула мгновенно, превратив человека в горящий факел. Он с воплем бросился на землю, катался по ней, пытаясь сбить пламя. Я хотел воспользоваться его замешательством, чтобы убить его, но вновь потерял его из вида, втянутый в новый поединок.

Звероловы пробивались к воротам, те, кому это удавалось, искали убежища в лесу, в лесу, кишащем волками. Я приказал никого не преследовать. Мы совершили невероятное, мы победили, мы сожгли цитадель Звероловов. Пусть уходят, теперь они нам не страшны. Я приказал найти тело предводителя Звероловов, но пламя охватывало все большую территорию, и находиться внутри частокола стало опасно.

Я разыскал Меч Орну. Он валялся в снегу, никем не замеченный. Волки оттаскивали раненых и собирали оружие.

— Ты видел его? — спросил я у Орну.